Отправлено: 13.05.07 01:36. Заголовок: Духовный наставник и искренний ученик
У Абу Саида спросили: "Каков духовный наставник, постигший Истину, и каков искренний ученик?" Шейх ответил: - Духовный наставник, постигший истину, обладает по крайней мере десятью свойствами, доказывающими его подлинность: • Во-первых, ему необходимо самому стать целью, чтобы иметь ученика. • Во-вторых, ему необходимо пройти мистический путь самому, чтобы обладать способностью вести по нему других. • В-третьих, ему необходимо обрести утонченность познания, дабы передать познания другим. • В-четвертых, он должен обладать щедростью и не считать себя важной персоной, так что он способен пожертвовать своим благосостоянием ради ученика. • В-пятых, он не должен иметь касательства к богатству ученика, дабы не подвергаться искушению использовать его для своих целей. • В-шестых, в тех случаях, когда он может преподать урок посредством намека, он не будет говорить о данном предмете напрямую. • В-седьмых, всегда, когда возможно обучать посредством доброты, он не будет прибегать к грубости и жестокости. • В-восьмых, то, что он требует, он вначале выполнил сам. • В-девятых, от того, что он запрещает ученикам, он сам воздерживается. • В-десятых, он не бросит ученика ради мирского, ибо он взял себе ученика ради Бога. Если духовный наставник таков и украшен этими качествами, ученик наверняка будет искренен и преуспеет в своем странствии, ибо ученик обретает свойства своего духовного наставника. Что касается искреннего ученика, то шейх сказал: - Не менее десяти качеств, которые я здесь перечисляю, должнв присутствовать в искреннем ученике, если он хочет быть достойным ученичества: • Во-первых, он должен быть достаточно умен, чтобы понимать указания духовного наставника. • Во-вторых, он должен подчиняться и выполнять приказы духовного наставника. • В-третьих, он должен держать ухо востро, чтобы слышать то, что говорит учитель. • В-четвертых, у него должно быть просветленное сердце, чтобы узреть величие духовного наставника. • В-пятых, он должен быть правдив, так что все, сообщаемое им, правдиво. • В-шестых, он должен держать данное слово, так что все, обещанное им, он выполняет. • В-седьмых, он должен быть щедр, так что все, чем он владеет, он способен раздать. • В-восьмых, он должен быть осмотрителен, чтобы хранить доверенные ему тайны. • В-девятых, он должен быть восприимчив к советам, так что он приемлет порицания наставника. • В-десятых, он должен обладать рыцарскими качествами, дабы пожертвовать и собственной жизнью на мистическом пути. Обладая такими качествами, ученику будет легче завершить свое странствие и он быстрее достигнет цели, поставленной перед ним духовным наставником.
"Чтобы быть Гуру, человек должен быть хорошим учеником. Он должен пройти все трудности: боль, неудачи, оскорбления и травмы, которые встречаются ученику. Он должен также ликвидировать свое эго и стать таким же покорным, как лепесток травы, который наклоняется от ветра. Только тогда сможет он расцвести, как Гуру. Другого пути нет. Мы видели в прошлом и настоящем опасности, которые встречают тех, кто стали Гуру мгновенно, и не подверглись дисциплинированной жизни ученика."(с)
Гуру не является социальной необходимостью. Он не символ общественного престижа, подобно машине или дому, которые могут быть оставлены во имя чего-то лучшего впереди. Он не является мусорным ящиком или корзиной для ненужных бумаг, в которые выбрасываются все негативы и неврозы. Он настоящий лучезарный дух, рассеиватель темноты, воплощение того, чем стремится быть каждый индивидуум. Его область есть дух, он является нашим проводником в то царство, которое открывает в нашей жизни. Связь с Гуру устанавливается однажды. Время не может изменить ее, даже смерть не может уничтожить ее. Это постоянный неизменный союз. Гуру пребывает с вами из жизни в жизнь.
Когда меня спрашивают, про то, какой должен быть ученик, я всегда вспоминаю историю о Хасане Кобари. Настоящем Ученике.
Алиреза Нурбахш
УЧЕНИК ЛЮБВИ (воспоминания о Хасане Кобари)
Не говори напрасных слов: "Она ушла, и пуст остался Град любви". Ведь в мире много совершенных Мастеров, Но где же искренних учеников найти?
Мне всегда хотелось понять, что заставляет некоторых людей столь же непоколебимо верить в учителя и в духовный путь, как другие верят в ежедневный восход солнца. Как мне кажется, существуют два типа людей с сильными религиозными убеждениями. Один из них широко распространен в наше время. Эти люди настолько догматичны в своих убеждениях, что считают своим долгом навязывать их другим, иногда даже силой. Люди подобного рода - фанатики, и о них нечего и говорить.
Люди, принадлежащие к другой категории, много не говорят и не стремятся обратить нас в свою веру. Как ни старайся, невозможно до конца понять, каковы их убеждения. Это истинные мистики и у них совершенно особый подход к духовности. Такие люди олицетворяют её, будучи людьми дела, а не слова. Они обращаются к нам своими поступками, мало заботясь о том, верим ли мы в них или нет. Иными словами, они живут духовной жизнью, в то время как остальные растрачивают свое время в беспокойстве по поводу того, что же такое духовность.
Хасан Кобари был одним из таких подлинных мистиков. Выросший в провинции Гилян на берегу Каспийского моря, г-н Кобари уже был человеком средних лет, когда он впервые пришел в ханаку ордена Ниматуллахи в Тегеране. Тридцать лет он отдал государственной службе и ко времени появления в ханаке был высокопоставленным чиновником в министерстве финансов, обладающим большой властью и влиянием. Тем не менее, после посвящения в суфии д-ром Нурбахшем, в то время молодым шейхом, он покинул государственный пост и оставил все, что достиг в мире, всецело посвятив себя пути Любви.
Г-н Кобари почти не говорил о суфизме – он вел жизнь суфия. Если кто-то настаивал, то мог услышать несколько слов о суфизме, но даже это случалось редко. Чтобы разговорить его, нужно было сильно потрудиться и убедить его, что нуждаешься в совете для каких-либо практических целей. Помню, как однажды кто-то спросил его о значении своего сна. В ответ г-н Кобари извинился и сказал, что не знает ничего о толковании снов, добавив, что главное не понимать сны, а принимать их как ниспосланные Богом, равно как и все остальное, а также постоянно поминать Его. Затем он попросил этого человека выполнить какое-то поручение для ханаки, сказав, что это намного полезней.
Уму западного человека этот подход к духовности, несомненно, покажется странным. Ведь обычно думают, что духовная концепция должна быть сперва в какой-то степени понята, прежде чем начинать применять её в жизни. К примеру, если я не знаю значения и важности зэкра (поминания), то как я могу применять его на практике? Подход г-на Кобари был иным: понимание придет позже, после того, как дервиш начнет выполнять свои обязанности. Для него духовная жизнь была жизнью самоотверженных поступков, а понимание этих поступков и их значения приходило только после полного погружения в них. Помню, однажды он сказал: "По-настоящему понять боль можно, только почувствовав, пережив ее. А изучение различных теоретических рассуждений о боли, хотя и интересно, однако не дает возможности до конца понять, что это такое ".
* * *
Впервые я встретил г-на Кобари, когда был еще совсем молод и, конечно, очень наивен. Тем не менее, он принял меня радушно и с уважением – так, как он принимал каждого. И хотя он был дервишем уже много лет, никогда он не вел себя с чувством духовного превосходства, всегда обращаясь со мной как с равным. В конце концов я почувствовал себя непринужденно в его присутствии и следовал за ним по пятам большую часть дня.
Поскольку в ханаке всегда можно найти какое-то занятие, он позволял помогать ему в повседневной работе, такой как поливка растений, раздача чая, подготовка к изданию книг, выпускаемых орденом. Он твердо верил, что вся работа в ханаке должна быть сделана, насколько это возможно, экономно, но самым трудным способом. В какой-то момент мне надоело пользоваться маленькой лейкой для поливки множества растений возле ханаки, и я решил поливать их из шланга. Как только г-н Кобари увидел у меня в руках шланг, он упрекнул меня за мою лень, сказав, что я трачу воду понапрасну и что я выбрал самый легкий способ поливки. "Работа в ханаке, – продолжал он объяснять, – направлена на обуздание нафса, а он всегда стремится выбрать путь наименьшего сопротивления". В то время смысл его замечания был мне непонятен. По своей наивности я думал, что главное – это выполнить работу, а не то, как ее сделать. Только спустя годы я в конце концов увидел истинность его слов.
Г-н Кобари с таким постоянством и такой истовостью сражался против мирских желаний нафса, что я иногда сомневался, есть ли у него чувство "Я" вообще. Против каждой своей негативной мысли он предпринимал решительные меры. Однажды в присутствии двадцати, или около того, дервишей мы сверяли корректуру с арабской рукописью. Хорошо зная арабский язык, он читал арабский текст рукописи вслух, в то время как я смотрел, соответствует ли отпечатанная версия тому, что он читал.
Когда мы сделали половину работы, раздался звонок в дверь. Вошел мулла, у которого была назначена встреча с Мастером; он сел с нами и стал ждать. Через некоторое время он попросил чаю и начал читать всем нравоучения. Г-н Кобари послушал его несколько минут, затем повернулся ко мне и сказал, что нам надо продолжить работу. К моему полному изумлению он стал читать арабские слова с ошибками, особенно стихи Корана. Как только мулла услышал неправильное чтение г-на Кобари, он начал его поправлять.
Следующие полчаса мулла беспрерывно, очень грубо и оскорбительно делал замечания г-ну Кобари. Каждый раз г-н Кобари извинялся и просил у муллы прощения. После того как прошла, как казалось, целая вечность, муллу наконец вызвали к Мастеру. Уходя, он приказал г-ну Кобари вообще прекратить чтение, напомнив, что неправильное чтение Корана является богохульством.
В течение этой сцены я был вынужден призывать все свое самообладание, чтобы не оскорбить и не обругать муллу. Действия г-на Кобари привели меня в замешательство. Когда в этот же день чуть позднее мы наконец оказались одни, я спросил его, почему он так вёл себя с муллой и нарочно неправильно произносил арабские слова. "В тот момент, когда я увидел муллу, – ответил он, – мне пришло в голову, что я лучше его. Я настолько устыдился этой мысли, что должен был загладить вину перед муллой и искать прощения за свое высокомерие и чувство превосходства".
Он жил очень просто, хотя у него и были средства вести весьма обеспеченный образ жизни. Половину своей пенсии он отвел на каждодневные нужды ханаки, а другую половину – на свою семью, состоявшую из его жены и старой служанки, с которой он обращался как со своей сестрой. В его доме было две комнаты и небольшая кухня. Рядом с домом находился сад. По утрам он обегал весь Тегеран, выполняя различные поручения для ханаки: проверял, как идут дела в типографии, покупал продукты, ходил в банк и делал многое другое, необходимое для повседневной жизни ханаки. Выполняя все это, он стремился быть настолько экономным, насколько это возможно. Например, он старался не пользоваться общественным транспортом и ходил пешком, за исключением тех случаев, когда без транспорта было не обойтись. Тогда он ехал в автобусе, а не в такси, совершенно не думая о связанных с этим неудобствах.
У г-на Кобари всегда можно было чему-нибудь поучиться. Как-то он разрешил мне сопровождать его при выполнении одного поручения. Зная его нежелание пользоваться общественным транспортом, я приготовился к тому, что нам придется долго идти пешком. К моему удивлению он настоял на том, чтобы мы взяли такси, так как я был его гостем. Заметив мое замешательство и огорчение, он сказал: "Суфизм - это отсутствие привязанности к чему бы то ни было. Даже отказ от поездок на такси может стать привязанностью".
Выполнив свои повседневные дела, г-н Кобари уходил домой пообедать со своей женой. Хотя он редко приглашал кого-либо к себе, тех, кто к нему заглядывал, он всегда встречал радушно, и люди шли к нему в дом без приглашения в надежде провести несколько минут вместе с ним. Я сам часто удостаивался чести обедать у него дома. Пообедав, мы обычно в течение получаса смотрели небольшой черно-белый телевизор, который прислала в подарок его дочь.
Поразительно, но даже смотря телевизор он сохранял ощущение Божественного присутствия. Однажды мы смотрели сериал под названием "Дым оружия" (в то время некоторые американские сериалы были очень популярны на иранском телевидении). По ходу действия один из персонажей жертвует своей жизнью, чтобы спасти человека, с которым был едва знаком. Г-н Кобари был так потрясен этим, что начал всхлипывать, а затем, дрожа всем телом, повернулся ко мне и тихо сказал: "Это - любовь. Я всё ещё очень далек от неё". Услышав эти слова, я тоже начал плакать, охваченный состоянием г-на Кобари. Позже, вернувшись домой, я понял, что это и есть разница между человеком, близким к Богу, и нами: он постигает Божественную красоту там, где мы видим всего лишь актерскую игру.
В течение двадцати пяти лет г-н Кобари ежедневно с двух часов пополудни до десяти часов вечера находился в тегеранской ханаке, никогда не уходя, пока кто-нибудь еще оставался там. Он всегда принимался за самую тяжелую и грязную работу, подавая пример всем дервишам. Хотя он и отдал годы служению в ханаке и заслужил самое почетное место во время собраний дервишей, он продолжал сидеть в прихожей, где дервиши оставляли свою обувь.
Комната для чаепития в ханаке, где всегда находился и работал в течение дня г-н Кобари, становилась своего рода местом для воспитания дервишей, по крайней мере, тех из них, кто мог понять, что происходит. Он учил примером, искренне предлагая свои услуги всем, кто нуждался в них, не дожидаясь, пока его попросят и не ожидая ничего взамен. Хотя он отвечал за все хозяйство ханаки, я никогда не слышал, чтобы он непосредственно приказывал кому-нибудь. Он давал понять дервишам своими действиями, что необходимо сделать и как это сделать правильно. Он первым принимался за любое задание, сам начинал трудную и неприятную работу, выполняя ее без следа гордости или самодовольства.
В то же время для него не существовало незначительной работы, если это касалось другого дервиша, кто бы ни был этот дервиш и каковы бы ни были обстоятельства. Однажды только что посвященный дервиш сидел на собрании суфиев. Случилось так, что г-н Кобари проходил мимо него и дервиш не нашел ничего лучшего как попросить у него чая. Несколько дервишей вскочили, чтобы принести чай вместо г-на Кобари, но он попросил их сесть и сам сходил за чаем для новичка.
С того момента, как г-н Кобари приходил в ханаку и до того, как он ее покидал, он был постоянно занят. В этом выражалась его преданность Мастеру и дервишам, чье благополучие он ставил выше собственного. Один из старых дервишей рассказал следующую характерную историю. Однажды в особенно холодную зиму этот дервиш гостил в тегеранской ханаке. Он видел, что г-н Кобари ушел из ханаки как обычно в 10 часов вечера. Два часа спустя дервиш все еще не спал. К своему удивлению он заметил г-на Кобари, пробирающегося обратно в ханаку. Озадаченный, он смотрел, что же тот собирается делать. Открыв кладовку, г-н Кобари достал канистру с керосином и заправил обогреватель в той комнате, где спали дервиши. Затем он удалился так же незаметно, как и пришел. На следующий день дервиш спросил у г-на Кобари о прошлой ночи. Тот, поколебавшись немного, объяснил, что когда он пришел домой и лег в постель, ему пришло в голову, что в той комнате, где спали дервиши, в обогревателе может закончиться керосин, станет холодно, и это причинит дервишам неудобство. Поэтому посреди холодной зимней ночи он встал и отправился пешком в ханаку, желая убедиться, что дервиши не замерзнут. Если бы дервиш не увидел его той ночью, никто, конечно же, не узнал бы об этом самоотверженном поступке. Кто знает, сколько еще таких поступков совершил г-н Кобари? Из них состояла вся его жизнь.
Каждый, сталкивающийся с г-ном Кобари, включая и тех, кто не знал его как суфия, попадал под его влияние. Он относился ко всем с большим уважением, оставаясь в то же время абсолютно правдивым в своих отношениях с людьми. Во время одного из наших многочисленных совместных выходов я сопровождал его в типографию, где мы должны были встретиться с заведующим переплетным отделом. Это был мужчина средних лет, который был очень расположен к г-ну Кобари и всегда назначал приемлемую цену за переплет.
Как обычно, г-н Кобари был очень учтив с этим человеком. Когда мы присели, чтобы обсудить цену за переплет выходящей вскоре книги, тот внезапно повернулся к г-ну Кобари и сказал: – Не может ли это подождать? Я хочу узнать Ваше мнение о гораздо более важном деле. И он рассказал г-ну Кобари, что решил стать суфием и был бы признателен, если бы тот спросил Мастера о возможности посвящения. Без всякого колебания г-н Кобари покачал головой и сказал переплетчику, что суфизм не принесет ему пользы. Ошеломленный такими словами и зная о преданности г-на Кобари суфизму, этот человек спросил: – Как это может быть? – Потому что если Вы станете суфием, – ответил г-н Кобари, – то будете не в состоянии брать с нас деньги за переплет книг. Вы думаете, что сможете отказаться от этих денег? Человек опустил голову и надолго замолчал. Наконец г-н Кобари нарушил тишину, сказав ему: – По правде сказать, я пришел к выводу, что каждый человек по-своему является суфием, даже не осознавая этого. А теперь давайте поговорим о цене за переплет книги, так как это дело более насущное.
После смерти г-на Кобари переплетчик вернулся к своему решению и был посвящен в суфии. К концу своей жизни г-н Кобари настолько ослаб, что с трудом мог ходить из дома в ханаку и обратно, так что однажды Мастер попросил его переехать в ханаку. Г-н Кобари чрезвычайно обрадовался этому приглашению Мастера, так как переезд в ханаку всегда был его мечтой. Не раз он говорил мне, что единственное, чего он все еще хочет от Бога, – это иметь возможность жить и умереть в ханаке, среди дервишей и рядом с Мастером.
Нет нужды говорить, что сначала он был очень взволнован возможностью жить в ханаке. После двадцати пяти лет он, наконец, собирался жить в том месте, которое так любил. Вскоре, однако, он понял, что намного легче было ходить в ханаку каждый день, чем жить в ней. Поселившись там, он постоянно волновался, иногда доходя до одержимости, о благополучии дервишей и положении ханаки. В какой-то момент после переезда он обнаружил, что больше не может спать, чувствуя себя обязанным всё проверять и перепроверять, и вскоре очень сильно заболел. В конце концов положение стало настолько серьезным, что он попросил у Мастера разрешения вернуться домой и спокойно умереть, что и произошло.23 марта 1978 года, спустя несколько недель после возвращения домой, г-н Кобари мирно умер в своей постели.
Наверное, наиболее подходящей для него эпитафией является описание ученика в книге "Таверна среди руин" д-ра Дж. Нурбахша, Мастера, которому он был настолько предан:
"Ученик – это искренний искатель, свободный от всех привязанностей. Он устремлен к Богу, удаляясь от своего "Я", и он отправляется в Путь, не говоря о себе. У него нет истории, которую он мог бы рассказать о своем "Я", у него никогда нет жалоб на Возлюбленную. Ученик – это влюбленный, чье сердце пребывает в томлении. Он находится за пределами обоих миров и соединился с Истиной. Он ищет только Бога, и его слова – только о Нем. Он приближается к Возлюбленной и попадает в ловушку Любви. Он постоянно очищает свое сердце от ржавчины "Я", и оно ярко сверкает, наполнившись Божьей милостью."
Журнал "Суфий" №4 2006г. Перевод Кирилла Кудлацкого. Nurbakhsh, Alireza. Love`s Disciple: Some Recollections About Mr. Kobari
Бесконечному, как вселенная, проницающему собой все движущееся и неподвижное, Высшее состояние собой являющему, тому учителю – поклонение!
Слепоту неведения сурьмой Знания устраняющему, Зрение глазам своим явлением возвращающему, тому учителю – поклонение!
Учитель – Брахма, Учитель – Вишну, Учитель – Бог Махешвара (Шива), Учитель – воистину Высший Брахман, тому учителю – поклонение!
Недвижимое и подвижное, что есть в этом мире, наполняющему, Высшее состояние собой являющему, тому учителю – поклонение!
Исполненному Сознания, проникающему во всё движущееся и неподвижное в трёх мирах, Высшее состояние собой являющему, тому учителю – поклонение!
Украшению вершины всех Откровений, несравненному лотосу стоп, Солнцу лотоса Веданты, тому учителю – поклонение!
Сознанию, Вечности, Покою, Запредельному, Непорочному, Семя, звук и все части превосходящему, тому учителю – поклонение!
Утвердившемуся в Знании, украшенному гирляндой Истины, Наслаждение и Освобождение дарующему, тому учителю – поклонение!
Путы деяний многих рождений милостью своей сжигающему, Знание Себя дарующему, тому учителю – поклонение!
Иссушающему океан бытия и струящему воды милости От омовения своих стоп, тому учителю – поклонение!
Нет истины выше учителя, нет аскезы выше учителя, Нет сущности выше истины, тому учителю – поклонение!
Мой господин - святой Господь Вселенной, мой учитель - Учитель Вселенной, Моя Душа и Душа всех существ! Тому учителю – поклонение!
Учитель – начало и драгоценное завершение, учитель – высшее Божество, Выше учителя ничего нет, тому учителю – поклонение!
Ты воистину мать, и ты воистину отец, Ты воистину близкий, и ты воистину друг, Ты воистину Знание и ты воистину богатство, Ты воистину для меня всё, о Бог богов!
Гуру не является социальной необходимостью. Он не символ общественного престижа, подобно машине или дому, которые могут быть оставлены во имя чего-то лучшего впереди. Он не является мусорным ящиком или корзиной для ненужных бумаг, в которые выбрасываются все негативы и неврозы. Он настоящий лучезарный дух, рассеиватель темноты, воплощение того, чем стремится быть каждый индивидуум. Его область есть дух, он является нашим проводником в то царство, которое открывает в нашей жизни. Связь с Гуру устанавливается однажды. Время не может изменить ее, даже смерть не может уничтожить ее. Это постоянный неизменный союз. Гуру пребывает с вами изжизни в жизнь.(с)
цитата:
Брахманишта Гуру – это тот, кто пребывает в Брахме или в конечной реальности. Такие Гуру очень редки, и если вы встретите его и способны распознать в нем это качество, знайте, что вам повезло. Вы, возможно, встречали таких людей много раз, но с вашим интеллектом, с ограниченностью, покрытой сомнениями и лицемерием, вам не повезло узнать их. Они не несут плакат на своей спине, на котором написано: «Я Брахманишта, следуйте за мной». Истинный Брахманишта, вероятно, будет жить очень простой жизнью, избегая парадности и славы.(с) "Свет на взаимоотношении Гуру и ученика" Свами Сатьясангананда Сарасвати
«Что бы садхака ни улышал из уст Гуру, что бы ни увидел благодаря Ему, благодаря этому лучшие из вира- садхаков только становятся совершенными, о Возлюбленная! Иногда взбешённый, иногда весёлый, иногда подобный бхутам и пишачам, иногда занятый почитанием богов, иногда хулящий это, настоящий Гуру вира-садхаков, благодаря учению Великого Рудры (всё равно) является благочестивым». (Кали-тантра, XII.11-13)
Учитель, что ходит в тени храма в окружении своих учеников, дает не от своей мудрости, а скорее от своей веры и благоволения. Если он истинно мудр, он не повелит вам войти в дом мудрости, а скорее поведет вас к порогу вашего разума. Астроном может говорить вам о своем понимании пространства, но не может дать вам это понимание. Музыкант может передать вам ритм, которыми наполнено все пространство, но не может дать вам ни ухо, которое улавливает ритм, ни голос, что вторит ему. И посвященный в науку чисел может сказать о мире весов и мер, но не может ввести вас туда. Ибо видение одного человека не дает крыльев другому. И как каждый из вас стоит одиноко в Божием знании, так должен каждый из вас быть одиноким в своем знании Бога и в своем понимании Земли.
Лишь аль-Митра молчала, провожая взглядом корабль, пока он не исчез в тумане. И, когда народ разошелся, она все еще одиноко стояла на берегу, вспоминая в своем сердце его слова: "Еще мгновение, минута покоя на ветру, и другая женщина родит меня".
Хочу добавить : ".... Вначале (поведаю) о благих признаках Учителя, по которым он должен испытываться. /9-12/ (Учитель должен быть) происходящим из Арья деши, наделенный всеми членами, знающим правила (описанные) в Шива шастрах, искушенный в знании и предмете знания, совершающий обряды для богов, умиротворенный, говорящий правду, стойкий в обетах, наделенный саттвой, наделенный героизмом, наделенный милосердием и щедростью, отреченный, свободный от косноязычия, осознавший шива шастры. Обретя подобного гуру (ученик) недалек от обретения Освобождения./13-15/ Гневливый, непостоянный, злобный, лишенный милосердия и щедрости, завистливый (?), с выступающими зубами, слепой, лысый, лишенный (знания) шастр, слишком высокий, слишком низкий, худой, полный, смертельно больной, тугодумный, косноязычный, лишенный правдивости и чистоты, приверженный иным шастрам, (такой гуру) не является дающим плод освобождения. Обладающий щедростью, разумный, лишенный косноязычия и иллюзии, преданный богам, огню и учителю, преданный писаниям стойкий в обетах, послушный учителю, наделенный спокойствием чувств, если ученик наделен такими качествами, он достоин милости. (Ученик) охваченный иллюзией, коварный, гневливый, лживый, любящий раздоры, похотливый, наделенный жадностью, лишенный преданности Шиве, ненавидящий писания и учителя даже посвященный не вкусит Освобождения./16-21/..." Можно добавить еще не одну цитату из Писаний, но я думаю, это будет лишним. Смысл и так понятен! Достойный ученик - встретит достойного учителя!
Из интервью с Л. Тираспольским, Шейхом Ордена Ниматуллахи:
цитата:
"Ученичество - процесс, какова на Ваш взгляд роль Мастера в этом процессе? И какова роль ученика?"
Вопрос сформулирован очень широко, поэтому на него можно дать множество разных ответов. Например: задача учителя - пробудить дремлющее сознание ученика, прийти на помощь тем силам в ученике, которые стремятся к освобождению. Задача ученика увидеть эти силы в учителе, а затем ощутить их в себе. Иными словами, в процессе обучения ученик узнает в учителе настоящего Себя.
" Как вы думаете, существуют ли эти силы только в Мастере, или Ученик может их увидеть где-нибудь еще?"
Как говорится в Библии, "Дух веет, где хочет". Эти силы существуют повсюду, но не везде их одинаково легко увидеть. Мастер не создает ничего нового, он лишь концентрирует для ученика присутствие вездесущего Духа. Если использовать другой образ: мир полон зеркал, но не все они одинаково хорошо отражают реальность.
"Разве не обязан каждый дервиш, подвижник, ученик, искатель видеть в каждом человеке, в каждом существе Божественное? Всё в мире построено так, что для воспринимающего ученика, Учение - везде, в каждом встречном человеке, в животном, в цветке... "
Хорошо бы, но этому тоже надо научиться. Такое отношение - идеал, а на практике он далеко не всегда осуществляется. Ваш тезис в чем состоит, что учиться можно везде, а потому Учитель просто один из предметов в этом учебном процессе, не более и не менее важный, чем другой?
На это можно возразить, например, что питаться можно самыми разными продуктами, но одни будут неизбежно питательнее и полезнее, чем другие. Некоторые продукты могут быть испорчеными и вызовут отравление. Надо уметь отличать одни от других. Для этого нужен знающий наставник.
Учитель концентрирует для ученика Божественное, является лучшим зеркалом, чем, скажем, дерево. Хотя в моей практике был случай, когда один искатель сказал мне: "зачем мне учитель, я прислонюсь к дереву и от него узнаю все, что мне нужно". Очень поэтично, но, к сожалению, не узнал. :)
"Как распознать настоящего "шейха и суфиев, продвинувшихся по Пути? "
Вряд ли можно дать ответ вне конкретных обстоятельств. У Гюрджиева есть такая мысль по этому поводу: мы не можем определить уровень бытия у другого человека, если он выше нашего. Но можем определить уровень з н а н и я, даже если он выше нашего. Уровень знания - к о с в е н н ы й указатель на то, что человек может быть учителем.
В контексте приводимой беседы: этот вопрос уже должен быть решен для дервиша хотя бы отчасти, когда он вступил на Путь.
Если человек хочет учиться и стал дервшием, предполагается, что он верит шейху. С практической точки зрения этот процесс взаимного узнавания и установления доверительных отношений, конечно, занимает некоторое время и после посвящения.
Мне кажется, что важно прежде всего быть "настоящим учеником" - тогда есть шанс найти и узнать "настоящего учителя".
"Выходит, каждый - настоящий шейх, только подходящего ученика найти?"
Если я правильно понял, Вы определяете шейха как любого человека, у которого можно чему-либо научиться. Был бы ученик. Вы пишете: "каждый шейх".
Непонятно в этом случае, что определяет термин "шейх" - если каждый шейх. Ваша логика выглядит примерно так: шейх этот тот, у кого можно научиться. Научиться можно у каждого. Следовательно, каждый - шейх.
Этот силлогизм кажется мне весьма проблематичным. Вот другой пример аналогичной логической конструкции: стул это то, на чем можно сидеть. Можно сидеть почти на любом предмете - напр., на человеке (камне, бочке и т.д.). Следовательно, человек (камень и проч.) это стул.
Когда Вы изучали персидский (иврит или инженерное дело) Вы же учились не у к а ж д о г о. Вы, я надеюсь, учились у тех, кто хорошо разбирается в данной области, у специалистов. Чем духовный Путь отличается от других областей знания в данном вопросе? Ничем. Чтобы двигаться по нему, нужен опытный человек, специалист. И взять на себя эту роль может отнюдь не каждый.
Согласно нашей традиции (братство Ниматуллахи), шейх этот человек, который "должен обладать совершенством и мудростью" (Дж.Нурбахш. Таверна среди Руин".М.1997. Стр.70).
Если и можно учиться у всех, в чем я сильно сомневаюсь, не всякое обучение одинаково эффективно. Если каждый - проводник, то кто такой Сусанин? Как же большинство людей в таком случае оказывается в безвыходном тупике?
* * *
Чтоб в незнакомой местности найти родник, Нам нужен опытный, надежный проводник.
А кто надеется, что может сам пройти, Тот просто удлиняет время на пути.
Ты овладеть без Мастера желаешь ремеслом? Ну что ж, не удивляйся, коль зовут тебя ослом.
Дж.Руми
(Пер.Б.Тираспольского)
Во владеньях Любви даже шага Не ступай без проводника. На пути не имевший наставника Потеряется наверняка. Хафиз
(Пер.Л.Т.)
"Как вы определите ложность учения и учителя?"
Это дело непростое :) Мы даже не знаем толком как и что здесь можно измерить, под какой критерий подводить.
Христос говорил: "по плодам узнаете их". Он также говорил своим учениками: " люди узнают в вас моих учеников по тому, что вы любите друг друга". Для нас тоже это один из критериев. Способность с приятием относиться к людям - еще один показатель. Непричинение вреда - тоже. Способность быть относительно независимым от мирского - еще один.
Но, конечно, это не точная наука. И здесь всегда есть шанс чего-то не увидеть, истолковать не так, принять желаемое за действительное и т.д. Это больше напоминает способность отличать хорошие стихи от плохих. Объективных критериев не существует, но есть люди с хорошим вкусом. Они, с небольшими расхождениями, как правило, согласны: это стихи, а это графомания. Задача в том, чтобы развивать вкус.
Подобное притягивает подбное. Человек, который развивает в себе искренность, сам становится более реальным, и он будет тянуться к тому, что реально. Это "развитие вкуса". Когда знаешь истину в себе, можешь увидеть ее и в других.
К лжеучителям тянутся прежде всего лжеученики.
"Не кажется ли Вам, что если Ученик способен распознать Мастера, то Мастер ему уже не нужен?"
Нет, не кажется. Получается, если ап.Петр признал Иисуса в качестве Учителя, то Петр уже может обойтись без наставления Иисуса? Или Вы что-то другое имели в виду? Одни свойства Мастра более очевидны, чем другие. По более очевидным ученик и признает мастера. Трудно судить о бытии, например, ("святой он или не святой"), но легче судить о знаниях учителя.
Я в детстве играл в шахматы, учился игре и участвовал в турнирах. Когда немного разбираешься в шахматах, то не так уж трудно определить, на каком уровне играют остальные - даже если это уровень мастера (спорта :). Этот принцип, с некоторыми поправками и оговорками, применим и в других областях - в том числе в духовной. Но когда совсем не разбираешься - то не видишь разницы между третьеразрядником и гроссмейстером.
<Может ли быть учитель вне конкретной традиции?>
Учитель чего? Безо всякого сомнения, можно многому научиться и у людей, которые формально не принадлежат ни к какой традиции. Например, - у своих родителей, если вам повезло и им есть чему научить. Но с другой стороны, если вы захотите изучить какой-то специальный предмет, скажем, астрономию, а родители у вас - экономисты, то, видимо, вам следует обратиться к специалисту. Хотя, конечно, и у экономиста вполне могут быть некие познания в астрономии.
<Можно ли во всеуслышание заявить о себе, что ты - духовный учитель?>
А почему бы и нет, если это не голословное заявление? Из скромности? Наверное, духовный учитель не должен сковывать себя обычными, и часто бессмысленными, социальными условностями. Ведь одна из его задач - помочь ученику эти условности преодолеть.
"Должен ли наставник быть совершенным?"
Я думаю, что невозможно быть совершенным во всех отношениях. Учитель, прежде всего, должен обладать качествами, которые необходимы его ученикам. В то же время, у него должно быть некое трудно определимое свойство, которое я ассоциирую с совершенством. Например, музыканту не обязательно уметь играть на всех инструментах, но желательно, чтобы у него был абсолютный слух. Я имею в виду способность наставника, так сказать, слышать Абсолют.
"Может ли учитель ошибаться?"
Конечно, может. Но что из этого следует - вот настоящий вопрос. Представим себе, что ваш родной язык - русский. У вас появляется ученик, для которого родной язык - другой. Как-то в разговоре с ним вы делаете ударение, скажем, в слове мизерный не на втором слоге, как положено, а на первом. Он заглядывает в словарь и видит, что правильно - на втором. В голове ученика начинают роиться мысли - а вдруг у меня "ложный учитель", может русский - не родной ему и т.д.
Но с точки зрения практического обучения вашего скромного знания может быть вполне достаточно, поскольку ученик этот не знает элементарных вещей, ему не время беспокоиться об ударении в слове "мизерный". Может, профессор русского языка и не захочет такого ученика, поскольку очень занят, либо у ученика нет средств для оплаты уроков - или даже нет способностей понять профессора.
Можно добавить еще не одну цитату из Писаний, но я думаю, это будет лишним. Смысл и так понятен!
Хм.. полный смысл понятен только полностью просветленным. Идущие же нуждаються в так называемом напоминании и взращивании всего нужного для продвижения . ИМХО
"Я стоял в углу, лицом на восток, созерцая своего Гуру. В противоположном углу стоял Монаппа, повар Гурудэва. В медитативном зале Гурудэв издавал негромкие гудящие звуки, которые показывали, что он скоро поднимется из медитации на Себе, и вскоре он вышел. Он выглядел немного иначе; на самом деле я никогда раньше не видел его таким. На нем были красивые деревянные сандалии, и, расхаживая туда-сюда, туда-сюда, он смеялся. В какой-то момент он пошел в угол и стал петь какие-то тайные мантры. Затем он подошел ко мне и вновь улыбнулся. Он начал петь. На нем была белая шаль, а под ней только повязка и на ногах сандалии. Он продолжал подходить и останавливаться передо мной, издавая знакомый завораживающий звук. Так прошел час.
Затем он подошел близко и дотронулся до меня своим телом. Мое тело было ошарашено этим новым чудом. Я стоял лицом к западу. Гурудэв, его тело почти касалось моего, стоял напротив. Я открыл глаза и увидел, что Гурудэв неотрывно смотрит на меня, его глаза сливаются с моими, в шамбхави мудре. Мое тело оцепенело. Я не мог закрыть свои глаза; я больше не обладал силой, чтобы открыть их или закрыть. Божественный блеск его глаз полностью успокоил мои глаза. Некоторое время мы так и стояли. Затем я услышал божественный звук Гурудэва «ханх». Он отошел назад на несколько шагов, и сознание частично вернулось ко мне. Он сказал: «Возьми эти сандалии, надень их». Затем он спросил: «Ты будешь носить мои сандалии?» Я был потрясен, но ответил почтительно и твердо: «Гурудэв, эти сандалии не для моих ног. Ба-баджи, они для того, чтобы я всю свою жизнь поклонялся им. Я расстелю свою шаль, и тогда, пожалуйста, будь так милостив, поставь свои ноги на нее и оставь на ней свои сандалии». Гурудэв согласился. Издавая все тот же гудящий звук, он поднял свою левую ногу в сандалии и поместил ее на краю моей расстеленной шали. Затем он поднял правую ногу и поместил вторую сандалию на шаль. Он снова посмотрел мне в глаза. Я очень внимательно смотрел на него. Из его зрачков вышел луч света и вошел прямо в меня. Его прикосновение было пламенным, обжигающим, и его яркость ослепила меня, подобно яркой лампе. В то время как этот луч перетекал из глаз Бхагавана Нитьянанды в мои собственные глаза, даже волосы на моем теле поднялись в изумлении, благоговейном трепете, экстазе и страхе. Я продолжал повторять его мантру Гуру Ом и наблюдал за цветом этого луча. Это был непрерывный поток божественного сияния. Иногда он был цвета расплавленного золота, иногда шафрана, иногда темно-синим, более ослепительным, чем светящаяся звезда. Я стоял на месте, ошеломленный, наблюдая, как сияющие лучи входят в меня. Мое тело было совершенно неподвижно. Тогда Гурудэв слегка пошевелился и снова издал свое «ханх, ханх». Я снова пришел в сознание. Я склонил свою голову над сандалиями, завернул их в шаль и упал ниц. Затем я поднялся, наполненный радостью. Я сказал мягко и нежно: «Гурудэв, что за божественное счастье для меня! Я получил величайшее из всех вещей. Пожалуйста, пребывай в этих сандалиях во всей своей полноте и позволь мне поклоняться им, хотя я и не знаю, как это делать правильно». Как только я это сказал, он пошел к западной стороне зала и принес несколько цветов, два банана, несколько благовонных палочек и небольшую упаковку кумкума. Он положил все это на сандалии. Я начал повторять Гуру Ом, Гуру Ом. Сейчас я стоял очень близко к моему Бабе. Он сел и, как обычно афористически, стал говорить: «Все мантры это одно... Все — Ом. Ом Намах Шивая. Ом должно быть Шиво'хам. Шива. Шива должно быть Шиво'хам. Это следует повторять внутри. Внутри гораздо лучше, чем снаружи». Издавая свой звук «ханх», Бабаджи пошел в свою комнату. «Ханх, ханх» было мантрой, означающей много различных вещей. Если он поворачивал голову и издавал этот звук, я всегда уходил, но на этот раз он не сделал никакого знака, поэтому я остался стоять там. Он вышел с голубой шалью в руках и накинул ее на меня. Что за счастье! С самого утра я получал благословения одно за другим. Потом он быстро пошел на кухню, где Монаппа жарил бхаджияс из зеленых бананов и клал их на блюдо. Бхагаван наполнил свои руки этими бхаджияс и положил их на мою шаль вместе с сандалиями. В конце, издавая свой экстатический «ханх», он подал мне знак уйти. Какой великий и благословенный день, какой священный день! Я вышел наружу и стал благодарить свою счастливую судьбу: «О, какие мои заслуги принесли мне это? Какие великие дела я сделал, чтобы их плод пришел ко мне сегодня?» Я был полностью охвачен изумлением, ибо я никогда не думал, что подобное может произойти со мной. Как может такой человек, как я, получить сандалии Гуру? У Нитьянанды было столько замечательных последователей, последователей, которые так долго с ним были. Некоторые были довольно старыми. Некоторые были большими бизнесменами. Каждый верил, что он продвинутый и опытный ученик и самый близкий Бхагавану. Я же пришел совсем недавно, был обычным и неизвестным. Я не делал особенной садханы, и у меня не было особенных достижений. У меня не было ни дома, ни бизнеса; я был совсем как нищий. Поэтому все, что произошло, было моей в высшей степени счастливой судьбой. Мой Гурудэв был великим авадхутом. Он бродил по миру босым, никогда не надевая сандалии. Но сегодня на его лотосных стопах были сандалии, на стопах, которые наделяют знанием йоги, которые разрушают наши грехи и которым поклоняются боги и люди. Он походил вокруг, подошел ко мне и, подняв свои лотосные стопы, дал мне свои сандалии. Мои страдания, мои грехи ушли, цикл рождения и смерти закончился, занавес невежества устранился. Произошло что-то очень важное. Обычно авадхут Нитьянанда не наделял милостью таким прямым путем; напротив, он делал это при помощи с виду ничего не значащих выражений и жестов. То, что он дал мне свои сандалии, было чем-то таким, что могло бы никогда не случиться. Он, который никогда не носил сандалий, подошел ко мне в них и, не из рук своих, а прямо со своих ног, поставил их на пустую шаль моей бедности. И более того; он никогда не смотрел людям в лицо — если он и смотрел, то смотрел искоса. Но в этот день он пристально смотрел в мои глаза своими широко раскрытыми глазами с шамбхави мудрой Парашивы, как будто никогда не видел меня прежде. Он вошел в меня божественным лучом, полным Чити, которая наделяет всеми силами. Когда я смотрел, я чувствовал дрожь во всем теле и слезы в моих глазах. Ошеломленный, я на мгновение ощутил покой и великую радость. Вот так он дал мне свое божественное посвящение. Затем он попросил подойти ближе. Этот бедный садху, пришедший за сотни миль, в этот день получил первую возможность быть близко к Бхагавану. А иначе как мог бы беспомощный незнакомец сидеть рядом с Бхагаваном в присутствии всех остальных? В этот день мое личное божество, Парашива, которого называют ашу-тоша — «Тот, кому легко угодить» — благословил меня величайшей наградой за мои недостаточно усердные посты по понедельникам и повторение его Имени. Несомненно, это соответствовало эпитету ашутоша. Один поэт описал дар Господа Шивы точно так, как это было для меня. Он говорит: дханья дханья бхоленатха апа банта дийа саба джага эка паламэ тэрэ сама дата нахи аур кахи джагамэ О простосердечный Господь, как благословен ты! Ты подарил весь мир в одно мгновение; никто на свете не дает так, как Ты.
Гурудэв посадил меня рядом с собой и, дав мне сильно заряженную мантру Ом Намах Шивая, показав мне смысл Ом и произнося Шиво'хам, привел меня к осознанию единства с Шивой. Он показал мне внешнюю практику Ом Намах Шивая, великую пятибуквенную мантру освобождения, а затем произнес слово Шиво'хам, которое является формой сокровенного «Я есть Шива» в сердце. Таким образом он передал мне вечное послание Шивы, бессмертного Господа. И, сказав «Все есть Он», он дал мне понимание того, что все это одно Я. Если тот, кто никогда не давал, начинает давать, тогда получающий получает так много, что больше взять уже не может. Именно так случилось и со мной. Когда Бхагаван Нитьянанда сказал: «Шиво'хам ... вот как должно быть», эта великая, высшая и сияющая мантра Парашивы разрушила бесчисленные звуки, которые поднимались в пространстве внутри моего сердца с незапамятных времен, заставляя меня проходить через бесконечные рождения и перерождения. Он разрушил нескончаемые грязные чувства, похоть, злость, заблуждение, исходящее из понятия «Я и мое». Он поместил в мое сердце эту всесильную мантру, которая является полностью Шивой, наполненным светом Сознания, вечно поднимающуюся, светящуюся, воплощающую истину «Я совершенен», трансцендентальное слово Шакти. В огне своей милости он сжег все накопившиеся грехи и кармические отпечатки многих рождений. Затем он накинул на меня голубую шаль. Подобно тому как великие воины носят щиты, чтобы защитить себя от ударов, пуль, ножей и мечей своих врагов, так же и священная голубая шаль защищала меня от мук, от прикосновения греха, от воров заблуждения и майи, от разбойников привязанности и вражды, от болезней и страданий ума. Даже более того, ибо он сам стал священнослужителем и предложил мне сандалии, цветы, фрукты, кумкум и благовония. Каким же я был счастливчиком! Я получил сандалии для поклонения, освященные священнослужителем Нитьянандой, который был обнажен и не имел обычные отличительные знаки священнослужителя. Да, да — моя судьба была прекрасна! И затем — что еще очевиднее показывает великолепие его милости — он вошел, постоянно издавая свой звук «ханх», и принес две пригоршни шипящих горячих бхаджияс, положив их на сандалии. Священнослужитель предлагал приготовленную еду своими собственными руками, участвуя в богослужении теми же божественными лотосными руками, полными Сознания, которые он поднимал в мудре бесстрашия. В то мгновение ум мой был наводнен древними воспоминаниями, воспоминаниями о подобных богослужениях в прошлых жизнях. Когда я вышел из зала, я продолжал держать сандалии на голове. Я ел бхаджияс одну за одной, снова и снова нюхал цветы. Мягкость, красота и великолепие шали приводили меня в восторг. Мой ум, который раньше был абсолютно спокойным, недвижимым и сконцентрированным на воспоминании о Гуру, сейчас в той же степени пришел в движение — но в этом не было ничего от сухости, отчаяния, легкомыслия, муки, подавленности, тупости или беспокойства, которые присутствовали раньше в порывах моих мыслей. На их месте были экстаз, восторг, рвение, энтузиазм. Когда все эти мысли проносились в моей голове, я снова взглянул на сандалии Гурудэвы. Я был наполнен высоким духом. Я стал напевать про себя строки из Турупадуштакам: джачья крипеча маджа лабха джала джанмантарича бхаватапа гела шри датта аиса упадеша кела висару каса ми гурупадукала Его милостью я был одарен, и боль многих рождений ушла. Таким было учение Шри Даттатреи; как я могу забыть сандалии Гуру? Поздравляя себя со своей счастливой судьбой и восхваляя Парашиву, мое прежнее божество, за его чудесную милость, я медленно шел по направлению к дому. Любовь к Гуру и чувство единства с ним поднимались во мне снова и снова. И вновь я последовал, описанному методу поклонения Гуру и стал пьян, повторяя: «Гуру внутри, Гуру снаружи». Я чувствовал волны чувств, и на этих волнах я ощущал, как растет мое отождествление с Гуру. Сандалии Шри Гурудэва были у меня на голове. Пройдя еще немного, я пересек Площадь Ганди, где маленькая штольня указывает на границу теперешнего ашрама Шри Гурудэва. Неподалеку стоит дерево аудамбара, и, когда я подошел к нему, моя божественная гурубхава стала брахмабхавой, отождествлением с Абсолютом. На секунду на меня нашло ощущение, что я Один во многих, и я потерял обычный ум, который различает внутренний и внешний мир, который видит многих в Одном. Я продолжал повторять Гуру Ом, Гуру Ом с мыслью «Гуру внутри, Гуру снаружи», и, пока я это повторял, доктрина Веданты о Брахмане, Абсолюте, которую я изучал с разными учителями, вновь вспыхнула внутри меня. Меня также благословил Варуна, бог дождя, потому что пошел прекрасный, нежный дождь, и мягко повеял прохладный ветерок. Я попеременно открывал и закрывал свои глаза. Когда я закрывал их, я видел бесчисленные пучки сверкающих лучей и миллионы мельчайших мерцающих искр, играющих во мне. Я не уставал наблюдать за ними. Что за чудесное зрелище! Эти бесконечно маленькие искры мерцали и проносились через все мое тело с невиданной быстротой. Я смотрел на эту скорость и это количество искр с изумлением и благоговением. Затем я снова открывал глаза. И снова здесь были те же крохотные, мерцающие, голубые искры, пляшущие вокруг меня. Я был охвачен трепетом и экстазом. Это было что-то совсем новое, раскрывающееся не на экране, а повсюду вокруг меня. Я двигался настолько медленно, что было непонятно, то ли я иду по дороге, то ли дорога следует за мной. Я остановился возле храма Гавдэви, и мое лицо самопроизвольно повернулось к Ганешпури. Я вспомнил своего возлюбленного Гурудэва и снова поклонился ему в уме, в затем пошел дальше по краю дороги. Легкий дождь, благословение Варуны, продолжал идти. Было чудесно наблюдать за мягкими каплями, сливающимися с этими нежными, изысканными, голубыми лучами. Я шел медленно, вспоминая в своем сердце Шри Гурудэва, который является Собственным Я всего, и неся на своей голове его священные сандалии. Даже сейчас я вспоминаю это переживание единства. Я все еще вижу те крохотные голубые точки."
Marjari , скажите, а чем отличается "полностью просветленный", от ...чуть-чуть не дотянувшего?
Этим и отличаеться Тот, кто не прошел "границу" может только предполагать как там и что там (за этой "границей") и соответственно полагаться на знания, оставленные просветленными.
Арджуна всемерно чтил своего гуру и с полным самозабвением старался овладеть всеми видами оружия. Поэтому он стал Дроне еще дороже. Однажды Дрона отозвал повара в сторону и сказал ему:
- Никогда не корми Арджуну впотьмах.
Однако, когда Арджуне приходилось есть при светильниках и неожиданный порыв ветра вдруг задувал их, Арджуна продолжал есть. Он заметил, что его рука легко находит рот, ибо сказывается долгая привычка; вот так, невзирая на предостережение Дроны, Арджуна понял, какой эффект приносит постоянная тренировка, и начал тренироваться в стрельбе по ночам. О Бхарата, однажды Дрона услышал резкий звон тетивы и, поднявшись с постели, подошел к Арджуне. Обняв юношу, он сказал:
- Я приложу все старания, чтобы на земле не было ни одного равного тебе лучника. Так и будет, клянусь!
Затем Дрона научил Арджуну сражаться на колеснице, сидя на слоне или коне, а также стоя на земле. Он тщательно обучил сына Панду искусству вести бой на палицах, мечах и копьях, дротиках, а также искусству сражаться смешанным оружием.
Махарджа, видя [блистательное] искусство Дроны, к нему для изучения военного искусства стекались тысячи царей и царевичей. Экалавья, сын нишадского царя Хираньядхану, также хотел учиться у Дроны, но наставник, из уважения к другим, не принял его.
[Но хотя Дрона и не принял Экалавью, тот не смирился с отказом.] Яростный воин припал головой к ногам Дроны. Затем [без ведома или согласия учителя] он отправился в лес и вылепил из глины мистическую фигурку Дроны. Затем, почтительно обращаясь к фигурке учителя за советами, он стал тренироваться в стрельбе из лука, соблюдая при этом строгую дисциплину. Экалавья всей душой верил в это и приобрел невероятную быстроту в обращении с луком и стрелами.
Однажды, с позволения Дроны царевичи Куру и Пандавы, все яростные воины, отправились в своих колесницах на охоту. За ними, в сопровождении собаки, следовал какой-то человек с отличительными знаками Пандавов. Покуда царевичи разъезжали по лесу, каждый занятый преследованием какой-то дичи, бестолковый пес заблудился и увязался за сыном нишадского царя, Экалавьей. Глядя на смуглого нишадца, одетого в черную оленью шкуру и покрытого грязью, пес заливался лаем. Чтобы унять пса, Экалавья пустил ему в пасть семь стрел, сделал он это так быстро, что стрелы, казалось, вылетели все разом. С пастью, полной стрел, пес подбежал обретно к Пандавам. При виде пса доблестные воины Панду были крайне изумлены [ибо все семь стрел влетели в пасть, прежде чем пес успел ее закрыть]. Поняв, что для этих выстрелов требовалась необыкновенная быстрота и по некоторым признакам догадавшись, что лучник стрелял не глядя, на звук, царевичи, испытывая некоторое унижение, стали хвалить [замечательного] лучника.
Ища искусного стрелка, который выпустил эти семь стрел, царевичи нашли Экалавью, непрестанно стрелявшего из своего лука. Странный вид помешал им узнать его, поэтому они спросили:
- Кто ты такой, господин, и кому служишь?
Экалавья ответил:
- Знайте, мои дорогие воины, что я сын нишадского царя Хираньядхану и что я ученик Дроны, старательно изучающий Дханур Веду.
Шри Вайшампаяна сказал:
Поняв, наконец, кто он такой, после возвращения домой Пандавы рассказали Дроне об этой удивительной истории точно так, как она случилась. Особенно задумался, узнав об Экалавье, Арджуна. Встретившись наедине со своим любимым учителем, он сказал ему:
- Однажды, ласково обняв меня, ты сказал, что среди твоих учеников не будет лучшего стрелка, чем я. Но оказывается, что у тебя есть другой ученик, сын нишадского царя, который является не только лучшим, чем я, лучником, но даже и лучшим лучником в мире.
На мгновенье задумавшись, Дрона принял решение. Взяв с собой одинаково хорошо владеющего обеими руками Арджуну он отправился повидать нишадского царевича. Экалавья, когда он его нашел, был весь в грязи, одежды его были обтрепаны, волосы торчали космами, но он непрерывно стрелял из лука. Увидя приближающегося Дрону, Экалавья коснулся челом земли и обнял ноги учителя. [Хотя Дрона и не принял его, он считал его своим наставником] и приветствовал с подобающим почтением. Представившись учеником Дроны, он стоял перед великим гуру почтительно сложив ладони.
О царь, Дрона сказал Экалавье:
- В таком случае, если ты в самом деле мой ученик, ты должен немедленно заплатить мне за мои услуги.
- Что я могу предложить тебе, мой господин? - спросил довольный Экалавья. - Только вели, мой гуру. О лучший из ведических ученых, нет ничего, в чем бы я мог отказать своему гуру.
- Отдай мне свой правый большой палец, - ответил Дрона.
Невзирая ни на что, Экалавья все же выполнил ужасное приказание Дроны, ибо он всегда держал все данные клятвы. С радостным лицом, без всякого раскаяния или колебания, он отсек правый большой палец и протянул его Дроне. И снова стал стрелять из лука, хотя и не с прежней быстротой, о царь, Арджуна был удовлетворен и перестал беспокоиться; отныне Дрона вновь стал верен своему слову, ибо никто не мог бы победить Арджуну.
Интересная интерпритация этого рассказа Г. Л. Олди
— Грязный нишадец! Убирайся вон, черномазый! Дрона ускорил шаг. Рядом с обозначенным камешками рубежом для стрелков стоял незнакомый юноша лет двадцати и о чем-то расспрашивал младшего наставника. Росту юноша был изрядного, в плечах скорее крепок, нежели широк и более всего напоминал вставшего на дыбы медведя-губача. Сходство усиливалось одеждой: несмотря на жару, облачен парень был в косматые шкуры, и даже на ногах красовались какие- то чудовищные опорки мехом наружу. — Грязный нишадец! Дикарь! Младший наставник, увидев Дрону, быстро сказал юноше два-три слова, мотнув головой в сторону Брахмана-из-Ларца. Гора шкур повернулась с неожиданной резвостью, и Дрона был вынужден остановиться: подбежав к нему, юноша бухнулся на колени и ткнулся лбом в верх сандалии. — Встань. — Смею ли я стоять перед великим наставником? — Смеешь. Он оказался выше Дроны почти на локоть. — Кто ты? — Брахман-из-Ларца обвел взглядом своих подопечных, и те раозм умоклли. "Нишадская вонючка!" — отвечало их молчание. Юноша улыбнулся. В его улыбке явно сквозило: стоит ли взрослым людям обращать внимание на выходки избалованных мальчишек? — Меня зовут Экалавьей, о бык среди дваждырожденных! Я родился в горах Виндхья, в семье Золотого Лучника, вождя трех кланов... И самой заветной мечтой моей было назвать тебя Учителем, о гордость Великой Бхараты! Экалавья осекся, с надеждой глядя на седого брахмана. Дрона молчал. Он прекрасно понимал: взять нишадца в ученики означало вызвать взрыв негодования у всех царевичей. Кивни Дрона, объяви он себя Гуру этого парня в шкурах — и травля нишадцу обеспечена. — Я дам тебе один урок. — Презрение к самому себе скользкой гадюкой обвивало душу сына Жаворонка. — Всего один. После этого ты уйдешь. Сразу. Договорились? — Да... Гуру. На последнее слово обратил внимание лишь один человек: Серебряный Арджуна, третий из братьев-Пандавов. И пронзительная ненависть отразилась на красивом лица одиннадцатилетнего мальчика с волосами белыми, будто пряди хлопка. Ненависть, достойная Громовержца. * * *
— ...Урок закончен, — сказал Дрона юноше в шкурах, наблюдавшему со стороны. — Теперь уходи. — Да, Гуру, — ответил Экалавья, сын Золотого Лучника. — Ты что-нибудь понял? — Только одно: смотреть и видеть — разные вещи.
Дрона долго провожал взглядом грязного нишадца. * * *
Словно почувствовав появление незваных гостей, из дверного проема возник хозяин ашрама. Он был почти обнажен, лишь узкая набедренная повязка прикрывала сейчас чресла горца. На мгновение нишадец застыл на пороге, а потом пал в ноги Дроне. - Учитель... - благоговейно прошептал Экадавья. Арджуна невольно передернулся от бешенства. Дрона выждал минуту-другую, после чего отступил назад. Экалавья поспешно вскочил и с искренним обожанием взглянул в лицо Дроне. Напоролся на тусклый немигающий взор и, словно обжегшись, быстро отвел глаза. - Я слышал, ты достиг изрядных успехов в стрельбе из лука. - Дрона не спрашивал, а как бы утверждал очевидное. - Не мне судить, Учитель... - Принеси лук и стрелы. Экалавья нырнул в хижину и через мгновение выскочил наружу, держа в руках указанные предметы. - Стреляй! - В воздух взлетел гнилой сучок, непонятно когда подобранный Дроной. Коротко прогудела тетива, и сучок разлетелся в мелкую труху. "Стрела с тупым наконечником. "Зуб теленка" или "Маргана", - успел отметить про себя царевич. - Лист на ветке капитхи видишь? Вон большой такой, ладони три с половиной? - Вижу, Учитель. - Сбей. Пока будет падать - три стрелы. Пока сбитый первым выстрелом лист опускался на землю, нишадец успел разнести его в клочья четырьмя стрелами с наконечником-шилом. - Хорошо. Говорят, ты также любишь стрелять на звук? - Это правда, Учитель. Конечно, я еще далек от совершенства, но... - Я больше не стану испытывать тебя. Увиденного мной вполне достаточно. Ты досконально освоил искусство Дханур-Веды. Вижу также, что ты воздвиг здесь мое изображение. Или я ошибаюсь? - Нет, Учитель! То есть, да... то есть воздвиг! И воздаю ему все положенные почести всякий раз перед тем, как приступить к упражнениям. - Следовательно, ты считаешь меня своим Гуру? - Да, Учитель. Если только это не оскорбляет тебя... - Не оскорбляет. Вижу, мой урок пошел тебе на пользу. Что ж, ученик, ты стал отличным стрелком! Твое обучение закончено. Готов ли ты расплатиться со своим Гуру за науку? - Разумеется, Учитель! Требуй - я отдам тебе все, что ты пожелаешь! Лик Дроны страшно исказился, но тут же вновь стал прежним: бесстрастная маска с глазами-омутами: - Отдай мне большой палец твоей правой руки. Это и будет платой за обучение. Экалавья содрогнулся. Но спустя мгновение открытая улыбка осветила лицо грязного горца - одновременно с прорвавшимся из-за горизонта Лучистым Сурьей. - Желание учителя - закон для ученика. Он коротко поклонился Дроне, удалился в хижину и вернулся с небольшим, но острым ножом из черной бронзы и с оленьей ножкой вместо рукояти. Взял нож в левую руку. Окинул взглядом Брахмана-из-Ларца, улыбнулся еще шире и взмахнул ножом. - Не надо!!! Крик Арджуны, до которого лишь в последний момент дошло, что все это - всерьез, что Дрона совершает чудовищный поступок ради него, заглушил слабый хруст. Эквлавья чудом исхитрился подхватить падающий обрубок и, встав на колени перед своим Гуру, почтительно протянул ему то, что еще недавно составляло с горцем одно целое. - Благодарю тебя, Учитель. Прими от меня эту скромную плату Из рассеченной мякоти на краю ладони, превратившейся в узкую лапу ящерицы, обильно текла алая кровь, заливая бок и бедро нишадца, а горец всё продолжал стоять на коленях, протягивая Дроне отрубленный палец. Арджуна силился оторвать взгляд от нелепого, жуткого обрубка, от кровавого ручья, от сцены из страшных сказок на ночь... силился и все-таки продолжал смотреть. Дрона протянул руку и взял палец. Посмотрел на кусок плоти. Кивнул удовлетворенно. - Я принимаю плату. Твое обучение закончено. Экалавья поднялся, еще раз поклонился Брахману-из-Ларца и лишь после этого, бесстыдно скинув набедренную повязку, принялся перетягивать искалеченную руку. Зубы помогали оставшимся пальцам. Арджуну била мелкая дрожь, и царевич не сразу сообразил: что-то теплое и липкое тыкается ему в ладонь. - Возьми. Ты хотел быть лучшим? Теперь ты - лучший. Закон соблюден, и Польза несомненна. Царевич увидел на своей ладони окровавленный палец нишадца, отшатнулся - и палец упал ему под ноги, мгновенно затерявшись в густой листве. - Но, Гуру... я же не хотел... так! Зачем... - Ты хотел быть лучшим. Я обещал тебе это. А как - это забота твоего Гуру. - Голос Дроны постепенно оживал, одновременно становясь дребезжащим, словно в глубине гортани успели надорваться невидимые струны. Еще с полминуты Брахман-из-Ларца стоял перед царевичем, глядя мимо него, а потом молча пошел прочь. - Экалавья... Нишадец поднял взгляд от четырехпалой руки и посмотрел на Арджуну. Спокойно, без злобы и гнева. - Я... я не хотел - так. Я не знал... Прости меня! - Арджуна неуклюже поклонился и бегом бросился вслед за уходящим Дроной. * * * Оставшись в одиночестве, Экалавья схватил брошенный лук. Тетива остервенело взвизгнула, натягиваясь, рука-коготь указательным и средним пальцами вцепилась в бамбуковое веретено с обточенными коленами, сминая оперенье; повязка на ладони разом набухла, обильно пропитываясь кровью, но две стрелы, одна за другой, уже рванулись в полет. И вторая сбила первую у самой цели, не дав вонзиться в лицо деревянного идола.
[33-37] Впавший в заблуждение из-за мнений невежественных людей, доверившийся ложному учителю пойман в ловушку майи (иллюзорного мира). Верное же размышление является чистой мудростью, которая в свою очередь распознается по воле Парамешвары. О таком разуме сказано в "Малинивиджае": "Желающий по воле Шивы обрести истинного Учителя ведется Им по пути обретения освобождения и наслаждения". Схождение силы, от которой зависит изменение, происходит непоследовательно, то есть ранее ведомый ложным учителем может встать на новый истинный путь. Отличием истинного Учителя и Писания от ложного является схождение силы, которая, как будет описано далее, принимает крайне различные формы. [38] Поклоняющиеся Вишну и прочие [последователи дуалистических культов](как указывает "Сваччханда-тантра") вводятся в заблуждение майей и не получают освобождения именно из-за своего желания обрести его. [39-40] Тот же, кто даже оставаясь последователем низших систем, внимательно наблюдает за возникновением мыслей и их ходом, благодаря превосходству чистой мудрости очищается схождением силы и в результате обретает верный путь, лишенный препятствий. [40-42] Вышеописанное было проявлено спонтанно в некоторых людях. Такое называется в Писаниях "самопроизвольным" (самсиддхика), в том смысле, что такое знание рождается само собой. В "Кирана-тантре" говорится о том, знание возникает от Учителя, из Писаний или само собой, и второй вид знания превосходит первый, а третий - оба предыдущих. [42-44] Тот, в ком верное размышление проявляется сам собой, охватывая собой все возможное, называется очищенным (абхишикта), посвященным непосредственно богинями, [т.е.] своим собственным сознанием. Он справедливо считается главным из всех учителей. Другие наставники, "имеющие оболочки" (кальпита), в его присутствии теряют все свои способности. [44-45] Это не все. Посредством верного размышления он понимает Писания во всех их значениях. Нет такой истины, которую не могла бы осветить чистая мудрость. [45-47] В строфе из "Малинивиджае": "В результате в нем беспричинно возникает совершенное знание значения всех Писаний", подчеркивается отсутствие причины. Это означает, что указать причину этого обычно невозможно. Это может быть только проявление чистой мудрости Парамешвары. [47-48] Далее, учителей можно разделить на два вида, те, кто основывается [на чем-то] (бхитти) и не основывается. Основываться [на чем-то] - значит зависеть от чужого знания (парджна) или его порождений. Те, кто [на чем-то] основываются, делятся в свою очередь [на тех, у кого зависимость от чужого знания имеет] основное или второстепенное [значение]. [49-50] "Не созерцающий мандалу, но знающий истину совершенен в йоге, он посвященный" (так сказано в "Паратришике"). Знающий действительно имеет посвящение, ведущее к нирване. [51-53] Самсиддхика Гуру (чье знание явилось само собой) также называется "не основывающимся" (акальпита), он постиг знание Писаний через внутреннее осознание (атмахавана) без помощи другого учителя. Даже они подразделяются в зависимости от того, было ли это осознание сильным, средним, слабым и т.д. В сущности же, такой учитель для обретения необусловленного освящения (абхишеки) может прибегнуть к различным методам, таким как осознавание, созерцание, чтение Писаний, видение, ритуалы или жертвоприношения. [54] Все это указывается Творцом в различных священных Писаниях, среди которых "Ваджасанийя-тантра", "Сарвавира-тантра", "Брахмаямала-тантра" и "Сиддхамата-тантра". [55-57] "Господь совершает все по своей воле и бесконечны причины [того, что он ограничивает себя], радуясь, он проявляется то в преданности, то в обрядовых действиях, то в знании, то в обучении дхарме и джняне, то в мантре, то в посвящении. Таковы некоторые из множества путей, которыми Господь Вселенной проявляет себя, дабы удовлетворить сущности, тонущие в самсаре". [57-58] "Кула в своей полноте, знание, дающее осознание Кулы, может быть постигнуто или же дать наслаждение посредством различных методов, таких как пробуждение из круга матрик, очищение, поднятие духа, созерцание, йогу, чтение [Писаний], познание, почитание и поднесение мантр и обетов." [59] Единственный, в ком можно видеть высшее знание и к кому следует стремиться - истинный учитель. Все вышесказанное следует свести к этому. [60-62] Кроме знания сути (таттваджняна), как это утверждается в "Брахмаямала-тантре", он не обладает какими-либо особыми свойствами. "Когда знающий соблюдает все предписания, но не получает результат, что следует делать ему? Господь отвечает Богине: причина действия мантры - во внутреннем спонтанном посвящении посредством сознания. Благодаря этому можно получить желаемое." [62-64] Познание себя (атмавиджняна), которому посвящен данный труд, может дать силу мантре только при отсутствии настоящего и достаточно энергичного учителя. "Тот, кто выполняет обряды постоянно (как гласит вышесказанный текст, описывая обряды поднесения ракты), становится за месяц освобожденным, за две недели джнянином, через неделю духовным сыном, а через три с половиной дня садхаком". [65] Последовательно посвящающая его посредством мантры женщина сама является богиней. Следует совершать этот обряд только в том случае, если не удалось найти истинного учителя. [66] Изучение мантр по книгам, как говорит Господь в "Сиддхамата-тантре", запрещено из-за лени и неспособности изучающих. При отсутствии же вялости этого не запрещается. [67-68] "В чем же смысл сокрытия мантр, обрядовых предметов и т.д.?" "Получившие мантру из книг и лишенные посвящения имеют склонность использовать эти мантры во вред, против соседей и т.д., так как не знают их истинного значения, и поэтому все подобное достойно порицания". [69] Не могущий постичь состояния чистого знания без помощи Писаний должен искать учителя, знающего Писания, и выполнять его указания. [70-72] Расположив к себе такого учителя подходящим образом, через обряды посвящения можно получить знание сути Писаний. Получивший же от такого учителя абхишеку сам становится учителем, "кальпита", но все равно обладающим способностью разрушения всех кальп. [72-74] Учитель, получивший без какой-либо причины знание о сути какого-либо отдельного предмета Писаний, является "кальпита-акальпита". В тех вещах, где он совершенен, он акальпита. Причина этого совершенства - сильное проявление очищающей мудрости (шуддхавидья). [74-76] Также, как в двойственных школах шиваизма свободные Шивы являются низшими относительно Шивы, так и учителя, получившие знания от других, являются низшими относительно тех, кто спонтанно получил такое знание. В присутствии последних первые лишаются всякого авторитета, что происходит с освобожденными Шивами, и они молчат, бездействуют или же совершают что-то соответствующее действиям высшего учителя. [76-79] "Акальпита", который по своему мнению получил знание от других через очистительные обряды, в действительности сам Бхайрава. Знание, найденное внутри себя, благодаря Писаниям и указаниям знающих их учителей становится полным, то есть самим Бхайравой. Вот в чем суть мнения "Киранагамы", по которому знание возникает от Учителя, из Писаний или само собой, а по "Нисачара-тантре" оно имеет три причины. Очевидно, эти три элемента проявляют себя различным образом, т.е. иногда присутствуют все три, иногда следуют в разных последовательностях, иногда присутствует только одно. [80-81] Для рубки дерева можно использовать разные инструменты - топор, меч или пилу, но по сути процесс не меняется, так как его намерение во всех случаях одно и то же. [81-83] То же можно сказать об инструментах знания, имеющих особенную природу. Способы познания определяются не только собственным представлением о них. Последнее возникает вследствие удовлетворения и убежденности в своем знании, а для разных людей они возникают на разном уровне, поскольку схождение силы также бывает разного уровня. На способы познания также влияет уже известное. [84] А что же сказать о тех, кто сам не удовлетворяется, а предпочитает с восхищением взирать на других? [85] Таким образом, хотя многие способы познания соперничают друг с другом, никто не совершает ошибку, если даже просто созерцает познаваемое, или неспособен, глубоко деградирует или попал в порочный круг.
Отправлено: 22.08.07 23:34. Заголовок: Кабир о духовном учителе, гуру.
Если встретится истинный гуру, который с радостью окажет мне милость, То дверь опасения станет широкой и я свободно в нее войду. Кувшин, наполненный водой, сегодня или завтра разобьется. Тот, кто не чтит гуру, обкрадывает себя наполовину. Избежал я рая и ада благодаря милости истинного гуру. От начала и до конца пребываю я в благости у его лотосоподобных стоп. Как восходит солнце и луна, так появляются и все тела. Но не встретив гуру и Говинда, они вновь обращаются в прах. Хари - сахар, рассыпанный в песке; руками его не собрать. Кабир говорит: "Гуру дал хороший совет стань муравьем и съешь его". (Кабир)
Книга выстроена в виде вопросов к Кришнамурти и попыток совместного поиска ответов.
Свами: В традиции мы имеем два направления: ортодоксальное, которое идет по пути устного толкования фактов, и традицию разрыва, которая видна у Даттатрейи и в «Йога-васиштха». Провидцы, порвавшие с традицией, говорили: «Никакого гуру», «Мы сами открыли это», «Я не буду клясться Ведами», «Природа в целом, весь мир — вот мой гуру», «Наблюдай мир и пойми его». Разрыв с традицией произошел и у Будды. Его учение — образцовый пример разрыва. Те, кто пошел на разрыв, были тесно связаны с жизнью. В «Йога-васиштха» вы найдете слова о том, что ум наполнен мыслями и конфликтами; конфликты возникают вследствие желания и страха; если вы не способны их разрешить, вы не в состоянии понимать. Она говорит об отрицательном мышлении. Макс Мюллер и некоторые другие исследователи неверно объяснили слово ниродха . Это слово означает не «подавление», а отрицание. Много сказано и о гуру. «Йога-васиштха» говорит о бессмысленности освящений и других такого же рода действий. Пробуждение ученика заключается в правильном понимании и осознании, это самое надежное. Таковы существенные положения, составляющие ядро традиции разрыва. Р.: И все же в «Йога-васиштха» есть много мест, где говорится, что без гуру вы ничего не сможете найти. А.: Разрыв с чем? Если это разрыв с какой-то социальной системой, то сама традиция разрыва становится ее продолжением. Свами: Ортодоксальная традиция дает лишь формальный словесный подход к проблеме понимания. В традиции же разрыва дело обстоит иначе. Разрыв происходит не с обществом. Обе эти традиции продолжают существовать. В матхах , или монастырях, говорили о Ведах; однако то, что там говорилось, не имело ничего общего с жизнью. Были и другие исследователи, которые все свое понимание относили к жизни; но то, что при этом обсуждалось, ни в коей мере не касалось общества. Р.: Как же произошло, что традиция гуру сделалась столь важной? Кришнамурти: Может быть, обсудим вопрос о гуру? Начнем с него? Что означает слово «гуру»? Свами: Правильное слово десика , а не гуру . Десика обозначает того, кто помогает пробудить ученика, того, кто помогает искателю в его понимании, того, кто учит. Р.: А ученика называют шишья , «тот, кто способен к ученью». Свами: Слово же «гуру» означает «огромный, превосходный, великий». Кришнамурти: Итак, гуру — это кто-то великий, превосходный, глубокий; в каких же взаимоотношениях он с учеником? Свами: В Упанишадах эти взаимоотношения понимаются как взаимоотношения любви и сострадания. Упанишады утверждают, что контакт между гуру и учеником порожден состраданием. Кришнамурти: И как же эта традиция превратилась в авторитарную? Каким образом в подобные взаимоотношения были введены дисциплина, подражание, приятие всего, что говорит гуру? Авторитарные, принудительные, разрушительные взаимоотношения закрывают путь подлинному мышлению; они уничтожают инициативу. Как возникли такие взаимоотношения? Свами: Трудно сказать. Должно быть, в течение длительного времени существовало два разных подхода. Согласно одной традиции, гуру считают другом, личностью, к которой ученик испытывает любовь; в этом случае гуру не авторитарен. Другая традиция эксплуатирует; она жаждет авторитета, последователей. Л.: Главный пункт свамиджи состоит в том, что нет какого-то однородного потока. Есть два типа: «приспособленец» и «чужой». Чужой — тот, кто отвергает общество, пребывает вне его. Р.: Мы снова возвращаемся к вашему первому вопросу: в чем заключается суть ответа на жизнь, каким должен быть фундаментальный подход к ней — не касаясь вопроса о гуру? Кришнамурти: Не знаю, сумеем ли мы это выяснить. Сможете ли вы докопаться до истины? Окажетесь ли способны вычерпать из меня все? Вам понятно, что я хочу сказать? Вы подходите к колодцу и берете из него воду — столько, сколько вместит ваше ведро. Какая у вас посуда — такое количество воды вы и набираете. Вы много читали древней литературы, занимались практикой, слушали наши беседы. Вы хорошо оснащены, с точки зрения традиции, и знаете о том, что происходит в мире. Вот мы встретились с вами. Вычерпайте из меня столько, сколько сможете. Спрашивайте меня обо всем от начала и до конца. Спрашивайте глубоко — как конформист или нонконформист, как гуру или не-гуру, как ученик или не-ученик. Это как если бы вы шли к колодцу с неутолимой жаждой, желая найти все. Сделайте так, уважаемый. Тогда, я думаю, наша встреча принесет пользу. Свами: Мне можно быть совершенно свободным? Кришнамурти: Разбейте все окна, ибо я чувствую, что мудрость бесконечна. Она не имеет границ — и в силу этого совершенно безлична. Вы приходите ко мне со всем своим опытом, знаниями, пониманием традиции и разрыва, который также становится традицией, с тем, что вы знаете и что поняли в собственных медитациях, а также в своей жизни. Не удовлетворяйтесь несколькими словами, копайте глубоко. Свами: Мне хотелось бы знать, как вы сами пришли к этому. Кришнамурти: Вы хотите знать, как пришел к этому данный человек? Я не смог бы вам это рассказать. Видите ли, уважаемый, он никогда не подвергался воздействию какой-либо практики, дисциплины, зависти, ревности, честолюбия, соперничества, жажды власти, положения, престижа, славы. Он ничего этого не хотел. А потому у него никогда и не возникал вопрос о том, чтобы от чего-то отказываться. Так что, когда я говорю, что действительно не знаю, то думаю, так оно и есть. В большинстве своем традиционные учителя подчиняются дисциплине, отрекаются, практикуют, приносят жертвы, контролируют, сидят под деревом и обретают чистоту. Свами: Тогда еще одно, о чем мне хотелось бы спросить: в вашем учении говорится о таких факторах, как чувствительность, понимание, пассивное осознание, которыми должна быть насыщена жизнь человека. Как вы пришли к этому? А.: Допустим, вам нечего было оставлять, поэтому не требовалось никакой дисциплины, никакой садханы ; а что вы скажете о тех людях, которым есть что оставлять? Кришнамурти: Вы спрашиваете, как я пришел к этому? Я и в самом деле не могу вам ответить. Почему вас это волнует? Зачем вам знать, как я приобрел данное качество? Свами: Это любознательность, это радость. Кришнамурти: Оставим эту тему. Свами: В тот момент, когда вы говорите об осознании, внимании, чувствительности, испытываешь удивление и уважение. Как вы пришли к этому? Как происходит, что человек может так говорить? Когда мы анализируем то, что вы говорите, оно оказывается вполне научным, рациональным, полным смысла! Кришнамурти: Вы же знаете всю историю об этом мальчике; он родился в ортодоксальной брахманской семье, но в течение всей жизни не подвергся обусловленности ни традицией, ни другими факторами, не сделался ни индуистом, ни теософом. Это его не коснулось. И я совершенно не знаю, почему так случилось. А.: Вопрос, который задал свамиджи, можно облечь в иную форму. Как случилось, что человек, который находился в самой гуще окружения, делающего максимальный упор на проявленную жизнь, не оказался захваченным этой жизнью? Свами: Кришнаджи прошел мимо. Он не в состоянии этого объяснить, но он ведет беседы и употребляет особые термины; здесь заключена вся его логика, а слушателя поражает, как он пришел к этому безо всего. Однако логика здесь есть. Кришнамурти: Как получается, что человек, подобный Кришнамурти, который не читал ни восточных, ни западных священных книг, не имел опыта, не отрекался, ничего не приносил в жертву, прошел сквозь всю эту гамму влияний, — как он говорит эти вещи? Действительно, я не смог бы ответить. А.: Вы дали ответ минуту назад, когда сказали, что мудрость безлична. Кришнамурти: Но он спрашивает, каким образом я получил мудрость безо всего. Свами: Я не спрашиваю о том, как он избежал всех влияний; но его беседы так убедительны, рациональны, так логически последовательны! Нечто приходит — и слушатель обнаруживает красоту и радость. Это пребывает в его сердце. Кришнамурти: Когда вы говорите, что нечто пришло, потому что пребывает в сердце, я не знаю, как это выразить. Оно приходит. Не знаю, как это происходит — не из сердца, не из ума, но приходит. Но не считаете ли вы, уважаемый, что все это придет к любому человеку, который действительно лишен эгоизма? Свами: Да, совершенно верно. Кришнамурти: Думаю, такой ответ был бы самым логичным. Свами: Или здесь дело в том, что вы увидели бедственное положение мира и затем приобрели это качество? Кришнамурти: Нет. Для того, чтобы ответить на этот вопрос, ответить по-настоящему правильно и полно, нужно глубоко его рассмотреть. Был мальчик; он прошел через самые разные обстоятельства: его провозгласили мессией, он получил огромную собственность, ему поклонялись, у него было множество последователей. Все это его не коснулось. Он отказался от земельной собственности также легко, как и принял ее. Был мальчик; он никогда ничего не читал по философии или психологии, не читал священных книг, никогда не занимался какой-либо практикой. И вот у него имелось это качество: говорить из пустоты. Свами: Да, да. Кришнамурти: Понимаете, уважаемый, не было никакого накопления, из которого бы он говорил. Поэтому, когда вы задаете вопрос: «Как получается, что вы говорите эти вещи?», в нем заключен и гораздо более общий вопрос: возможно ли, чтобы мудрость, или как вы хотите это назвать, находилась в каком-то отдельном сознании, — или она пребывает вне всех частичных сознаний? Уважаемый, взгляните на эту долину, на холмы, деревья, утесы — все это и есть долина; без этого содержания долины не будет. Так вот, если в сознании нет никакого содержания, нет и самого сознания — в смысле ограниченного сознания. Когда вы задаете вопрос: «Как это он говорит подобные вещи?», я действительно не знаю. Но можно ответить так: когда это происходит, ум совершенно пуст. Это не значит, что вы становитесь медиумом. Свами: Из того, что вы сказали, я делаю вывод: бесконечность — это красота, разумность, логика. Она гармонична в своем выражении. Кришнамурти: Уважаемый, после всех наших слов что вам хочется выяснить? Вы обладаете способностями, вы много читали, имеете знания и опыт, занимались практикой и медитировали — спрашивайте, исходя из этого. Свами: Сознание — это оковы. Вступить «туда» можно только из пустоты. Кришнамурти: Следовательно, вы спрашиваете, как человек может опустошить ум? Свами: Существует традиционная идея адхикари , человека, способного учиться. Эта идея утверждает, что среди людей, способных учиться и нечто воспринять, есть разные уровни, есть различия. От этих различий зависит то, чему может научиться данный человек. Есть три уровня: в ортодоксальных текстах они называются саттва , раджас и тамас . Принадлежащие к категории саттва могут обрести понимание благодаря тому, что слушают учителя или разбираются в вопросе сами. Принадлежащие к категории раджас должны слушать и, сталкиваясь с какой-либо жизненной проблемой, припоминать услышанное. Принадлежащие к категории тамас не способны учиться, потому что их ум чересчур груб. Существует много методов, или упасана , сделать ум тонким. Йога начинается с контроля дыхания, медитации, стояния на голове. Но даже в этом случае, как говорят, асаны имеют значение только в качестве очистительного средства. Вам предписывают в любом деле быть пассивным, наблюдать «то, что есть». Кришнамурти: Вы говорите, что в зависимости от человеческой конституции существуют уровни, градации восприимчивости. Их невозможно преодолеть в процессе становления; сумеют ли такие люди прийти к пониманию? Свами: Это одна часть вопроса. Другая заключается в том, что у большинства людей бывают моменты понимания. Но они как бы ускользают. Идет постоянная борьба. Как быть человеку? Кришнамурти: В чем состоит вопрос? Свами: Что делать такому человеку? Кришнамурти: Мы знаем, что существуют разные уровни; возможно ли пробиться сквозь них? А.: Не связан ли этот вопрос со временем? Свами: Можем ли мы сразу миновать эти уровни, или есть особые процессы, используя которые можно последовательно их пройти? Р.: Традиция утверждает, что для этого необходим длительный процесс. Свами: Я с этим не согласен. Р.: Для понимания необходимо иметь определенные способности. А.: Послушайте, моя жизнь — это жизнь становления. Когда я прихожу и сажусь возле вас, вы говорите, что время не имеет значения. Я говорю «Да», потому что мне это ясно; но потом я возвращаюсь в поле времени, усилия и тому подобное, и то, что было понятным, снова от меня ускользает. Кришнамурти: Вопрос вполне ясен. Он состоит в следующем: когда я слушаю, мне кажется, что я понимаю, а когда я ухожу, уходит и понимание. И второе: как быть человеку, который не обладает ясностью, умом, как ему пробиться сквозь свою обусловленность и прийти к тому, о чем мы говорим? Каков же ваш ответ? Свами: Мой ответ основан на моем опыте. Это традиционный ответ: пусть человек выполняет какой-то вид медитации, благодаря которой его ум делается гораздо подвижнее. Кришнамурти: Иными словами, необходимо заниматься определенными практическими методами, выполнять упражнения и тому подобное, пока ум не станет способным к пониманию. Есть еще и другой человек, который говорит: «Когда я слушаю, я понимаю, но потом все ускользает». Таковы две проблемы. Возьмем сначала ум, лишенный способностей; как ему приобрести уменье смотреть? Как такому уму приобрести способность видеть, понимать? Возможно ли это без практики, без процесса времени? Время предполагает наличие какого-то процесса, правда? Так вот, как подобному уму прийти к этому без времени? Мой ум туп. Он не обладает ясностью, чтобы немедленно нечто понять. Поэтому вы говорите мне, чтобы я занимался практикой, дышал, меньше ел; вы требуете, чтобы я практиковал методы и системы, которые помогут сделать мой ум острым, ясным, чувствительным. Все это включает в себя время, а когда вы вводите время, в ум проникают и другие факторы. Если мне нужно идти оттуда сюда, для преодоления этого расстояния требуется время. Но когда я преодолеваю указанную дистанцию, во время моего путешествия в дело вступают другие факторы, так что я никогда туда не доберусь. Прежде чем я дойду, я увижу что-то красивое, и меня занесет в сторону. Путь — это не прямая и ровная дорожка для пешехода; на пути возникают бесчисленные факторы. Случайности, события, впечатления — они изменяют направление движения. То, что я пытаюсь понять, не является также некой фиксированной точкой. А.: Нужно исследовать утверждение о том, что это — не фиксированная точка. Кришнамурти: Я говорю, что мой ум запутан, обеспокоен; я не понимаю. Вы говорите, что я начну понимать, выполняя те или иные вещи. Таким образом, вы установили понимание как некую фиксированную точку, а оно не является неподвижным. Свами: Оно не является фиксированным. Кришнамурти: Очевидно. Если же это — фиксированная точка, и я направляюсь к ней, существуют другие факторы, которые вмешиваются в мое движение; эти факторы окажут на меня большее влияние, чем сама цель. А.: Эта цель есть проекция незнающего ума. Кришнамурти: Такой путь — вовсе не путь. Сначала вам нужно это понять. Понимание — это не фиксированная точка и никогда не может быть фиксированной; поэтому я и говорю, что в этой идее заключено нечто ложное. Тогда, поскольку здесь — не путь, поскольку вы отрицаете все это в целом, вы отбросили огромное поле — всю практику, все медитации, все знание. Что же в таком случае у меня осталось? То, что я запутался, что я туп. Однако откуда я знаю, что я туп, откуда я знаю, что я запутался? Только благодаря сравнению. Я вижу, что вы очень проницательны. И сравнивая, измеряя, говорю, что я туп. Тогда я перестаю сравнивать. Я вижу, что сделал сравнением: я привел себя к состоянию, которое в силу сравнения называю тупостью; я вижу, что и это не является путем. Поэтому я отвергаю сравнение. Разве я туп, если не провожу сравнений? Итак, я отверг систему, отверг фиксированный конец, который вы наметили в качестве средства просветления при помощи времени. Я говорю, что и сравнение не является путем, ибо измерение означает расстояние. Свами: Значит ли это, что такое понимание вообще не имеет жизненной связи со способностью? Мы начали со способности. Кришнамурти: Я говорю, свамиджи, что слушаю вас, но не понимаю. Я не знаю, что это такое, чего я не понимаю; однако вы показываете мне все — время, процесс, фиксированную точку и так далее. Вы показываете их мне, и я их отрицаю. Итак, что же произошло с моим умом? В тот самый момент, когда он отвергает, отрицает, ум делается менее тупым. Отбрасывание ложного делает ум ясным; отбрасывание сравнения, которое также является ложным, делает ум острым. Так что же я оставил? Я знаю, что я туп только по сравнению с вами. Тупость существует в моем измерении самого себя и того, что называется блестящим умом, а я говорю, что не буду измерять. Поэтому, разве я туп? Я отверг сравнение, а сравнение означает приспособленчество. Что же я оставил? То, что я называл тупостью, — не тупость. Это «то, что есть». Что я оставил в конце концов? Я оставил то, что не буду больше сравнивать. Я не стану соизмерять себя с кем-то, кто стоит выше меня, и не стану идти по пути, который так красноречиво проложили для меня. Поэтому я отвергаю все структуры, навязанные мне другими для достижения просветления. Итак, где же я нахожусь? Я начинаю сначала. Я ничего не знаю о просветлении, понимании, процессе, сравнении, становлении. Я отбросил их. Я не знаю. Знание — это средство получить удар, и традиция является тем инструментом, который наносит мне удар. Мне не нужен этот инструмент, и потому я не получаю этого удара. Я начинаю с полной невинности. Невинность означает ум, не способный получить удар. И вот я спрашиваю себя: почему же они не увидели того простого факта, что фиксированной точки нет? Почему? Зачем они настолько загромоздили человеческий ум, что мне приходится теперь продираться сквозь все это, отвергать его? Уважаемый, это очень интересно. Зачем мне проходить через все это, если я должен все это отвергнуть? Почему вы не сказали: «Не сравнивай, истина — это не какая-то неподвижная точка»? Разве я преуспею в доброте благодаря сравнению? Можно ли приобрести смирение при помощи времени, практики? Очевидно, нет. И все же вы настаиваете на практике. Почему? Когда вы настоятельно рекомендуете практику, вы думаете, что движетесь к некой неподвижной точке. Таким образом, вы обманули себя и обманываете меня. Вы не говорите мне: «Ты ничего не знаешь, и я ничего не знаю; давай вместе выясним, истинно или ложно все то, что одни люди навязали другим? Они сказали, что просветление — нечто такое, что должно быть достигнуто с помощью времени, дисциплины, гуру. Выясним, отыщем». Зачем одни люди навязали другим то, что не является истинным? Люди мучили себя, увечили, чтобы достичь просветления, как будто просветление — это нечто неподвижное. И они закончили слепотой. Я думаю, уважаемый, именно поэтому так называемый заблуждающийся человек гораздо ближе к истине, чем тот, кто занимается практикой для достижения истины. Человек, практикующий истину, делается нечистым, нецеломудренным.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 6
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
просветленный", от ...чуть-чуть не дотянувшего? 
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума